«Верните нам наших детей»
Нас встретил импульсивный и эксцентричный человек в звании майора – командир учебной роты. Это подразделение формируется на несколько месяцев дважды в год для подготовки к службе вновь прибывшего молодого пополнения. В учебке с первого дня человека втягивают в военный ритм жизни. Обучают всему: от заправки постели до работы с оружием. При этом большую часть времени курсанты проводят в борьбе со сном, сидя за партой и уткнувшись в устав: «Дневальный свободной смены обязан…» Вникать в содержание статей необязательно, достаточно их просто вызубрить, как молитву на старославянском: «Отче наш, Иже еси на небесех…» Настоящее понимание военных правил приходит только с практическим опытом.
Командирами отделений («комодами») сюда назначают срочников, отслуживших полгода, людей без опыта руководства личным составом и без чувства ответственности за молодое пополнение. Нужно было, чтобы почти половина курсантов переболела в госпитале, чтобы к нашему здоровью начали относиться более бережно. Нужно было провести несколько прокурорских проверок и снять с должностей большинство «комодов», чтобы сошел на нет казарменный беспредел.
Хотя мобильные телефоны курсантов сдаются командиру роты и хранятся в его сейфе, их выдачей по выходным занимаются «комоды». Здесь у них открывается широкое поле для различных сомнительных манипуляций. Всегда найдется трубка лучше, чем у тебя.
На моей памяти всего один командир отделения учебной роты с безупречной репутацией, порядочный человек, сержант, каким он должен быть. Приятно сказать, что это наш земляк. Учитывая печальный опыт прошлых лет, теперь должности командиров отделений стараются комплектовать контрактниками.
Процесс обучения завершают стрельбы и принятие присяги. Клятву на верность России принимают, как и положено, в торжественной обстановке в местном доме офицеров, в присутствии приехавших по такому случаю взволнованных родственников. Обращаясь к ним, командир части – контр-адмирал — гарантировал нормальные условия дальнейшей службы и обещал учесть высказанные пожелания. В ответ из глубины зала прозвучал одинокий родительский голос: «Верните нам наших детей».
Ко дню принятия присяги вопрос распределения бойцов по частям и ротам, как правило, уже решен. Родителям дают возможность посетить место дальнейшей службы сына и устраивают своеобразный день открытых дверей. Учтивый командир роты охраны показывает условия быта, когда неожиданно появляется отвлекающий маневр – кот-мышелов. Мамы вздыхают с надеждой: «Домашнее животное – признак заботы».
Еще одна глава нашей службы закончилась. Мы остались один на один со своим будущим.
Обитель зла
Среди возможных мест дальнейшей службы значилась рота охраны – единственное бое- и трудоспособное подразделение, укомплектованное срочниками, на котором, без преувеличения, держится весь гарнизон. В иные времена рота достигает полутора сотен человек, походная колонна подразделения может растянуться на несколько десятков метров.
«Не попал в морскую пехоту – радуйся, попал – гордись». Надо было видеть лица тех, кто узнал, что будет служить в «той самой» роте. У курсантов она пользуется дурной славой, и направление туда звучит, как приговор. В первые же дни тревожные слухи подтвердились. Мы попали в зону вне закона. Дисциплина здесь держится не на сознательности, а на страхе. Молодой призыв разобщен, обессилен недоеданием и недосыпанием, каждый сам за себя и действует, исходя из интересов собственного выживания. За считанные недели здесь добиваются полного повиновения и «изжигают» любые проявления характера. К тебе обращаются не по фамилии и даже не по прозвищу, а просто: «Один!» (в других местах – «тело», «кто-нибудь»), как к существу, лишенному индивидуальности. Личные качества здесь поначалу мало кого волнуют. В условиях переизбытка трудовых ресурсов ты – всего лишь раб. (Теперь, правда, ситуация изменилась. Дефицит призывников заставил иначе подойти к вопросу распределения курсантов после учебки. Рота имеет определенное преимущество и выбирает наиболее способных бойцов.)
За время службы я наблюдал за поведением матросов четырех призывов, людей разного возраста, уровня образования и социального положения. Жестокость своих старослужащих я воспринимал как отголосок сурового прошлого (они еще застали последних двухгодичников) и жил надеждой, что после их ухода все войдет в нормальное русло. Но, когда мы отслужили полгода и давление со стороны дембелей прекратилось, вполне нормальные адекватные люди стали на глазах превращаться в моральных уродов, быстро вошли во вкус в деле унижения человеческого достоинства. Пришедшее молодое пополнение испытало на себе все прелести службы в роте: физическое и психическое насилие, глумление, вымогательство денег под различными предлогами. Прекратились лишь подъемы в гору «гуськом» – рота переехала в другую казарму. Самый бессмысленный и беспощадный неуставняк, свидетелем которого я был, произошел в День ВМФ. После отбоя нетрезвый сержант-срочник поднял заведомо более слабого сослуживца и из личной неприязни избил его до потери сознания. Не доходило, разве что, только до сексуального насилия.
Эту роту ничто не исправит. Пытались все: и командир – капитан, приехавший со Спутника (базы морской пехоты Северного Флота), и его заместитель – избирательно уставной лейтенант со следами детской психологической травмы, и молодые офицеры – недавние выпускники военного училища. Опустил руки даже принципиальный и скрупулезный начальник штаба. Промучившись с ротой полгода, он если и приходит с проверками, то больше отсиживается в командирской, листая книжку.
Незадолго до моего увольнения в роту снова пришли молодые, теперь уже одетые в холодную юдашкинскую «цифру» матросы. В первую же неделю на их телах обнаружили синяки всем-известного-происхождения. Тогда я понял, что пациент безнадежен, и единственным выходом было бы расформировать роту, чего, правда, никогда не сделают ввиду ее исключительного положения в гарнизоне.
Справедливости ради, нужно отметить преимущество службы в такой роте. Если первые полгода ты живешь с мыслями вроде: «Пережить бы этот день», «В наряде хорошо», «Когда же вы все уедете?», то после «экватора» озадачен совсем другими проблемами: «Сколько до дембеля?», «Откосить бы от работ», «Где бы вздремнуть?». Вот такие метаморфозы.
Сокращение срока службы, по идее, должно было нанести удар по беззаконию. Однако вирус неуставщины мутировал и прижился в новых условиях не хуже, чем прежде. Пропала сложная четырехзвенная иерархия: дух-слончерпак-дембель. Ей на смену пришло простое и понятное деление: карась (дух) – борзый (дембель). Плюс намного заметнее стало расслоение внутри каждого из призывов: элита – аутсайдеры. Конечно, нравы стали гораздо мягче, но одно осталось неизменным – безнаказанное унижение человека человеком. Найдем ли когда-нибудь вакцину?
МАТРОС ЗАПАСА
Продолжение следует