Врачи – особая категория людей. У них свой жаргон, свой юмор, своя психология. Корреспондент «Твоей Параллели» задался вопросом: как обычный человек превращается в доктора? Для этого мы поговорили с несколькими ребятами из Коми, которые учатся как в республиканских, так и в российских вузах, о том, через что им приходится проходить в процессе медпрактик.
Отрезанные ноги, шелушащиеся ногти
— Сейчас наша практика — «Помощник палатной медсестры». Сегодня мы ставили внутривенные, внутримышечные, подкожные и внутрикожные инъекции. В общем, все процедурные дела. Затем помогали операционной медсестре — там делали перевязки.
Кирилл — студент третьего курса, проходит практику дома. Как он сам признаётся, решил стать врачом ещё в детстве.
— В третьем классе нам задали сочинение «Кем я хочу стать». На выпускном эти сочинения раздали, и оказалось, что всю школу моё решение не менялось. Зов сердца какой-то, — объясняет он спокойным и уверенным тоном, хотя минуту назад, хихикая, говорил про отрезанную ногу, которую однажды держал в руках. Видимо, будущие врачи способны быстро переключаться с трудовых будней.
В Коми сейчас около 500 студентов направления «Лечебное дело». Ещё несколько сотен человек обучаются за пределами республики. Это люди, которые ежедневно будут сталкиваться со смертью и болезнями.
— Нам привозят людей на последних стадиях рака. Они все в оттёках. Женщина была… — Маша делает небольшую паузу. Эта красивая и высокая девушка перешла на пятый курс, она уже практически врач. — Эта женщина не видела, потому что у неё катаракта. У неё ревматоидный полиартрит – заболевание, которое сопровождается внешним уродством. У неё длинные и шелушащиеся ногти, как в ужастиках. Руки худые, а ноги вот такие, — Машины руки образуют кольцо толщиной с добрый ствол дерева, — и жёлтые. И ты понимаешь, что ничем не поможешь… Привыкаешь потом к такому.
Персонаж Рука из «Семейки Аддамс»
Не мытьём, так катАнием
Возможно, медик — самая нужная профессия на свете. Но до того как стать врачом, студенты проходят своеобразные обряды инициации.
— В первый день самой первой практики нас собрала главная медсестра и распределяла по отделениям. Некоторым нужно было до конца пройти медосмотр, чтобы получить медкнижку, в том числе и мне, — Дима с трудом вспоминает события трёхлетней давности. Сейчас он студент четвёртого курса, спокойный, размеренный, уверенный в себе. Иногда врачи не просто зовут его посмотреть на операцию, но и в некоторых случаях предлагают ассистировать. «Доверяют», — с гордостью говорит Дима.
— Пока я бегал получать медкнижку, ребята мыли окна. Через это проходят все: первую практику ты должен драить больницу, в которой работаешь. Я же после возвращения сидел и ждал задания. Может, пол помыл и кого-то на каталке возил.
— Это была зима. В первую неделю этого месяца мы выдраили всё большое отделение. Два крыла, два поста – полностью, сверху донизу. Даже потолки мыли. — Маша полностью подтверждает версию Димы. И добавляет, — Зато потом больше мыть было нечего, и стало интересно. Там я сделала свой первый укол. Бабушке. Колола штуку для разжижения крови. Надо было колоть вокруг пупка. Бабушка была старая, кожа у неё дряблая, и я еле как проколола кожу трясущимися руками. Это очень плохо получилось, мне жалко эту бабушку, и я бы на её месте закричала.
Однако первая практика — это не только уколы и мытьё окон. Иногда это ещё и свобода.
— Дело происходило после Нового года, и мы первый раз заступили на ночное дежурство, — Маша вспоминает и слегка улыбается. — Все медсёстры ушли гадать. В больнице вообще много слухов про привидения. Даже есть специальная комнатка, где продаются иконы. По-моему, её для таких случаев и поставили. Так вот, остались мы, студенты. Не знаю, можно ли это писать, но мы устраивали ночные забеги по коридорам на инвалидных колясках.
Кадр из фильма «1+1»
«Я просто делаю свою работу»
Пётр любит уютненькое луркоморье и медицинский юмор: его профили в соцсетях сплошь наполнены циничными, жёсткими, порой даже оскорбительными постами. Людей парень называет «пациентами», к тому же пациентов надо не перевозить, а «транспортировать». Но в жизни он оказывается мягким и образованным, иногда в общении даже срывается на «вы».
— Странный термин — «транспортировка». Человек как будто становится вещью. Это профессиональный цинизм?
— Один знакомый врач-онколог рассказывала мне, как она реагировала на свою первую смерть и все последующие. Оказывается, каждая последующая смерть воспринимается всё легче и легче. Со временем ты смиряешься с тем, что нельзя спасти всех и каждого.
— Ты на себе уже чувствуешь отречение от боли?
— Доводилось. Это было полтора года назад, тогда я был в кардиологическом отделении. Пациент на тот момент перенёс операцию с запланированной остановкой сердца. Всё прошло успешно, но когда [человека] везли обратно в отделение, произошла повторная остановка. Пациента смогли реанимировать, но часть отделов мозга оказалась неработоспособна. Пациент мог только шевелить глазами и нечленораздельно мычать. Думаю, что он был не в себе. За ним ухаживала жена. Я спрашивал, тяжело ли ей. На это она отвечала, что она не может так просто оставить человека, с которым жила несколько десятков лет.
— Привезли к нам однажды бомжа какого-то, — вспоминает Дима. — У него был полный мочевой пузырь. Доктор сказал, что я буду смотреть, как вставляют мочеполовой катетер (трубку в пенис — прим. авт.). Суетились-суетились, катетера не нашли, человека пришлось поднять в реанимацию.
Я помог помыть деда (он без сознания был). Приходит доктор и говорит: «Так, это мой студент. Проследите, чтобы он сам поставил». Я, такой, охренел, думаю: «Ничего себе!», неожиданно было… Первый раз сам поставил. Очень волнительно было. Потом очень гордился.
— Как человек проходит через брезгливость, отвращение?
— Я просто не думаю о людях как о людях. Однажды на операции стало плохо, потому что я на секунду представил, что передо мной режут живого человека. Надо забыть об этом и думать только о том, что ты просто делаешь свою работу.
Похороните меня кремированием
Парадокс: будущие врачи должны помогать людям и спасать их жизни, однако никто не задумывался об этом, когда поступал в вуз. Такую причину упомянул только один человек, причём она стала работать лишь в вузе.
Зато они уже сталкивались со смертью.
— Поступила пациентка, — Кирилл какое-то время не знал, как начать рассказ. В итоге начал отвечать так, будто бы он сдаёт экзамен: чётко, по пунктам, короткими предложениями. — Я был на сутках в ночь. У пациентки был асцит: жидкость в брюшной полости сдавила лёгкие, она не могла дышать. Была ещё одна проблема – она не могла сходить в туалет по-маленькому, видимо, почки отказывали. Мы сразу кололи мочегонное, чтобы почки завести. Спустя пять часов произошла остановка сердце. Мы смогли его запустить заново, но больная уже не могла сама дышать, поэтому посадили её на аппарат искусственной вентиляции лёгких. Через 45 минут была вторая остановка сердца, и после 20 минут сердечно-лёгочной реанимации сердце уже не смогло завестись. Человек умер.
Женщина была ещё молодая, 40 лет… Ещё пять часов назад она была жива, и всё нормально было, — Кирилл на секунду останавливается и смотрит в пол. —И вот она уже лежит в реанимации мёртвая.
Меня затронуло это на эмоциональном плане. Два дня я вспоминал пациентку, думал, что её ещё можно было спасти, если бы она пораньше обратилась или… В общем, можно ли было как-то что-то изменить. Но через пару дней всё прошло.
— Тебя это как-то поменяло?
— Я в будущем постараюсь больше внимания уделять пациентам, глубже диагностировать. Потому что потом оказалось, эту женщину уже два года диагностировали, но никто не обращал внимания на почки.
— Все медики проходят через вскрытие. Это полный пипец. Во-первых, это всё неэтично, мерзко, человек там как кусок мяса. Я не говорю, что с ним плохо обращаются – он выглядит как кусок мяса, — Маша бросает воображаемый труп на воображаемый стол и выдаёт звук из комикса «будуф!».
Труп кладут на стол, под спину кладут маленькую табуреточку, чтобы он был в таком положении, — Маша выгибается мостиком, наплевав на то, что на себе не показывают. — Санитары делают разрез, чтобы рёбра не мешали. Они вот так берут выше шеи и двумя резкими движениями с двух сторон отсекают всё.
Потом уже патологоанатом хватает за определённое место и достаёт внутренности от языка до прямой кишки одним комплексом. Это называется «шор».
После этого остаётся вытащить только мозг. Это ещё противнее. Когда скальпель движется по мёртвой коже… Это действительно противный звук. Запахи там тоже не очень, причём кишки не вскрывали.
Мозг достают так. Делают разрез по затылочной кости от уха до уха. Натягивают кожу на лицо. Берут пилу – ты представляешь, а я это всё видела! – ну, и пилят. Череп, голова… Ну, у куска мяса трясётся голова.
— Мне это напомнило фрагмент фильма «Ганнибал», где Лектор живому человеку вскрывает голову.
— Не знаю, был бы жив человек, если бы ему столько башки съели, но мозги выглядят также. Абсолютно.
Я шла по улице после этого занятия, а мимо двигались люди… Было такое нулёвое настроение, и я думала: «И ты там окажешься, и ты там окажешься».
— А о себе так думала?
— Я не хочу, чтобы меня вскрывали. Я постараюсь написать заявление, уговорить родственников… Это уже не к чему, я буду мертва, и так со мной… — Маша не договаривает. Кажется, в этот момент она думает о трупах не как о работе, а как о людях. — Нет. Я хочу, чтобы меня кремировали.
Кадр из фильма «Ганнибал»
«И такое бывает»
Иногда жизнь бывает страшнее смерти. Труп не ощущает боли, не появляется у тебя на глазах. Труп лежит в морге.
— К нам поступила женщина с ожогами третьей-четвёртой степени. То есть половина тела полностью обожжена, кожи совсем не было, только мясо. Приходилось всю обожжённую кожу снимать, всё это разделывать и делать после этого чистую перевязку. Ну, ничего такого. Не жутко мне. Мне нормально, — рассказывая, Кирилл нервно смеётся.
— Я видела рак последней степени молочной железы. Он уже пророс на кожу. У неё одна железа была в три раза больше другой и с фиолетовыми наростами. Бабушка за 80 лет, — слушая Машу, не думаешь, что грудь с разноцветными опухолями — это что-то необычное.
— Как ты это переносишь?
— Я не знаю… Ты о чём?
— О таких ужасах. Кто-то, например, становится циником, кто-то смеётся. А ты?
— Я не считаю, что это травмирует мою психику. Я с каждым новым разом понимаю «да, и такое бывает».
Анекдот про гречку
Три патологоанатома вскрывают труп. Двое собственно вскрывают, а один читает историю болезни. Один из тех, за столом, говорит: «Вася, у него в желудке гречка! Будешь?» И они с напарником начинают уплетать. Вася же смотрит историю болезни и отвечает: «Ребята, я бы не стал это есть, он по ходу умер от этой гадости». Двух патологоанатомов стошнило обратно в труп, и они побежали промывать желудки. А Вася им кричит вслед: «Ребят, ну вы чего? Я просто люблю подогретые блюда!»
Пётр рассказывает этот анекдот и слегка хмыкает в конце. Однажды я разговаривал с санитаром морга, причём на его рабочем месте. «Мы — менеджеры по работе с населением», — прогудел этот детина и густо захохотал. Эхо полупустого помещения ещё долго разносило смех.
P.S. Все имена героев изменены, а места их учёбы и практики не раскрываются, чтобы сохранить врачебную тайну.
Алексей Боровенков