Командир поискового отряда «Наследие» имени летчика-истребителя Н.К.Лошакова Сергей Таскаев в преддверие Дня защитника Отечества рассказал об опыте своей работы с учащимися Гимназии искусств при Главе РК. Как юные школьники находят останки бойцов и что при этом испытывают.
— Что такое «Вахта памяти»?
— Это работа поисковых отрядов. В соответствии с федеральным законом по всей России они занимаются увековечиванием памяти павших воинов. Это делается по-разному. Основная форма работы — это поисковые работы на местах сражений.
— Как ведется поиск погибших солдат?
— Работа состоит из трех частей. Первая — разведка. Мы знаем, что в на этом месте сражалась, допустим, 22-я стрелковая дивизия, это август 1941 года. Мы знаем, что эту дивизию зажали в клещи и постепенно расчленяли, и эти бойцы там лежат. Нам известно, что захоронений не было. Отсюда характер поиска. Мы знаем, что эти солдаты лежат в воронках, траншеях, то есть неглубоко. Мы понимаем, что это боевые захоронения. То есть их чуть-чуть присыпало землей или затянуло мхом. То есть мох просто отворачиваете руками, и тут ботинки, косточки солдата.
Если это была постоянная линия фронта, 1942-43 годы, это глубокая траншея, рядом стояли санитарные батальоны, возле них санитарные захоронения. То есть раненых солдат туда свозили. Тех, кто умирал по дороге или в самом санбате, хоронили там. Все эти места помечены. Другое дело, что их найти очень сложно, затянуло лесом. В прошлом году мы как раз поднимали такое захоронение, нашли около 70-ти воинов. Некоторых солдат мы поднимаем вот каким образом: валим здоровенную березу, цепляем к грузовику, вместе с корнями вытаскиваем и только потом поднимаем солдат.
Кто-то скажет: «Зачем? Имена лежащих там солдат и так известны». Но ведь там нет ни дороги, ни тропинки. А сейчас они достойно лежат в братской могиле вместе с товарищами, куда люди могут прийти поклониться.
Бывает такое, что списки есть, но реально в местах общих захоронений солдат нет. Собрать всех из воронок, окопов в военное время не представлялось возможным. Бывает, поднимаем и немцев, определяем, например, по пуговицам на френче. А как кости разделишь? Там солдат на солдате. Их как местные сбрасывали в картофельные ямы, они друг на друге до самого верха.
— Вы ведь работаете и по обращениям граждан…
— Нам, в хорошем смысле, прохода не дают бабушки, дедушки. Это либо дочки, либо внучки погибших воинов. Они приносят письма, извещения о смерти, устные воспоминания. Просят помочь. Интернет нам во многом помогает. Есть большие сайты, где хранятся миллионы документов о погибших воинах. И мы используем эти современные технологии. У нас в отряде молодые люди, они быстренько находят нужного солдатика. В прошлом году мы по просьбе ветеранов привезли землю с семи братских могил. То есть нашли место захоронения, списались с военкоматами, школьники взяли землю, сфотографировались, и земля приехала в республику. Люди были просто счастливы, что можно, например, подсыпать эту землю к могилам родителей, предварительно освятив ее в церкви.
— Почему вы решили заниматься поисковой деятельностью?
— Я историк по образованию. А вообще я был обречен копать. Это очень занимательно — вытаскивать какие-то патроны, шрапнель. Я с детства помню Воронежскую область, где мы всегда находили порох, все это зажигалось, стреляло. На глубине штыка этого добра было достаточно.
Я должен передать традицию. Чтобы мои дети — бойцы отряда — участвовали в большом настоящем деле. Мы говорим, что надо увековечивать своих героев. А когда они занимаются реальным делом, летом, вместо того чтобы отдыхать, работают с топором, с лопатой, с комарами, живут в палатке — это непросто.
— За 12 лет существования вашего поискового отряда скольких ребят удалось свозить на поля сражений?
— Более сотни ребят прошли через отряд. Многие годы мы приглашаем кадетов из Усть-Цильмы. Мы понимаем, что им сложно самостоятельно выехать, а так они включаются в наш отряд. В прошлом году они взяли землю с Псковской земли, ведь там было много погибших устьцилемов. Естественно, и «железо» привозят. С одним пацаном мы выкопали немецкую каску.
— И где теперь эта каска?
— В их музее.
— Сколько неизвестных солдат благодаря «Наследию» стали известными?
— Мы подняли 396 воинов. Это больше батальона. Тут надо оговориться, что последние годы мы работаем сводным отрядом. То есть это отряды из разных регионов России. Но мы очень гордимся, что у нас есть семь установленных имен, чьи медальоны подняты именно нашими бойцами.
— С родственниками найденных погибших ребята встречались?
— Не так часто. Больше в этом плане везет другому поисковому отряду — «Северной звезде». Они более масштабно действуют, с разных отрядов России привозят наших солдатиков и участвуют в церемонии перезахоронения. Это всегда трогательно, но лично меня беспокоит, будет ли кто-то ухаживать за новой могилой через 5-10 лет? Не получится ли, что его подняли в темном лесу, перезахоронили и забыли? Ни в День защитника Отечества, ни 9 мая эту могилку никто не чистит, не красит.
— Девчонки не боятся работать с человеческими костями?
— Они просто смотрят, как поступают старшие, и ощущение страха пропадает. Гнетущая ситуация, когда мы их перекладываем в гробы. Через 10 дней вахты собираются останки десятков, сотен убитых воинов. Мы это высыпаем, высыпаем, высыпаем… Черепа, руки, ноги… В каждый гроб мы укладываем 10-12 солдат. Это очень тяжело. 18 августа хоронили солдат, у нас было 120 воинов. Это десять гробов. Два часа мы каждую косточку чистили, анатомически выкладывали. И случилось чудо. Мы солдатиков сложили, забили крышки в гробах, сидим уставшие, холодно, небо пасмурное. И вдруг открывается небо, выходит солнце, и прилетела какая-то птица. Она начала истошно кричать, как женщина рыдает над покойником. Это было для нас знаком, что Небо увидело наши дела, услышало наши слова.
— Вы замечаете, как меняется отношение детей к собственной истории после того, как они съездили на «Вахту памяти»?
— По крайней мере, похабщины, пренебрежительного отношения к нашей истории я от них не слышу. Часто говорят, что мы выиграли войну благодаря миллионам погибших ребят, штрафным батальонам. Я из уст наших детей этого не слышу. Они понимают, что такое человеческая жизнь тех миллионов молодых людей, которые ушли на фронт и прекрасно понимали, что погибнут. Солдаты на передовой знали, что сейчас товарища убило, лежит, еще кровь не остыла. А атака продолжается, вернуться назад нельзя. Командир кричит «Вперед!» А там немецкие пулеметы, минометы и снайперы. А приказ надо выполнять. Какой ценой? Понятно, что ценой этих рядовых солдат.
— Куда отправляется следующая экспедиция?
— Пока наш Иван Петрович Конюхов, последний воин 28-й невельской дивизии, здравствует, мы традиционно ездим на Калининский фронт, на невельскую землю. В каждой деревеньке, где мы работаем, лежат наши солдаты. Немцы были лучше вооружены, было превосходство в танках, артиллерии, самолетах. На большие сражения наше командование стягивало все силы. А бои местного значения для солдата были главными, потому что перед ними была нейтральная полоса, доты. Ему давали команду взять этот дот, а снабжения не хватало. Даже в 1944 году была нехватка. Потом дивизия развернулась в сторону Прибалтики, и полк Конюхова умудрился там попасть в окружение. Говорит, что еле-еле вышли.
— Что бы вы сами пожелали себе на 23 февраля?
— Только одного — мирного неба. Сейчас у нас две горячих точки: Сирия и Донбасс. Всей правды нам не узнать, но надо честно сказать — Отечество в опасности. Все тяготы ложатся на наши Вооруженные силы. Так что мирного неба. Мы за мир.
Илья Баканов
Фото Ирины Кнутас