Картина Андрея Звягинцева «Левиафан» вошла в шорт-лист премии «Оскар». Она уже получила «Золотой глобус» как лучший фильм на иностранном языке, приз Каннского фестиваля за лучший сценарий и кучу других наград. Однако российскими критиками и зрителями кино было воспринято неоднозначно: уж очень неприглядно показана в нём наша страна.
«Твоя Параллель» решила не высказывать своё отношение к этой картине. Тем более, что и в нашем коллективе мнения на её счёт разошлись. Поэтому представляем вам полярные точки зрения министра культуры России Владимира Мединского и критика, кинообозревателя радиостанций «Маяк» и «Вести ФМ» Антона Долина.
Владимир Мединский:

— Сюжет фильма не кажется мне чисто российской историей. Ну, разве только в том смысле, что снималась в рыболовецком поселке Териберка Мурманской области.
А вообще это универсальный сюжет, который мог развернуться в любой точке мира, в том числе и у нас. С бездушием чиновников, круговой порукой можно столкнуться везде. Вижу ли я в героях фильма некую русскую особость? Не вижу. Сколько бы авторы ни заставляли их материться и пить литрами водку из горла, настоящими русскими это их не делает.
Себя, своих коллег, знакомых и даже знакомых знакомых в персонажах «Левиафана» я не увидел. Странно, но среди героев фильма вообще нет ни одного положительного героя. То есть что и кого ненавидит Звягинцев, более-менее ясно. А кого он любит? Славу, красные дорожки и статуэтки — это понятно. А любит ли кого-то из своих героев? В этом большие сомнения.
Наверное, можно было бы снять нечто подобное и в штате Колорадо (где, к слову, произошла реальная история, легшая в основу сценария), и в арабском пригороде Парижа, и в депрессивных районах Юга Италии. Правда, в этом случае авторы вряд ли получили бы столько престижных западных премий. Признаемся, что в погоне за международным успехом этот фильм запредельно конъюнктурен.
А вообще я рад фестивальному успеху нашего кино. И в этой части «Левиафан» — не исключение. Только в 2014 году фильмы, поддержанные Минкультуры и Фондом кино, получили более 30 наград и призов международных кинофестивалей. И факт столь высокой оценки уровня нашего кинематографа, отечественной режиссерской, актерской и операторской школы радует.
Надеюсь, что в будущем Андрей Звягинцев, человек очень одаренный, при поддержке Министерства культуры снимет кино, в котором не будет этой экзистенциальной безнадеги. Кино, после которого захочется встать, выйти на улицу и сделать что-то хорошее, правильное, не откладывая — прямо здесь и прямо сейчас.
После «Левиафана», увы, такого чувства не возникает.
Антон Долин:

— В России, оказывается, может быть снято настолько совершенное и при этом настолько смелое кино. Перед этим фактом призы в Каннах, честное слово, вторичны. Поймут и дадут — прекрасно, не поймут и не дадут — не страшно. Лучше бы, конечно, дали, потому что тогда министерству Мединского уже нечем будет крыть, и придется выпускать фильм в российский прокат. Возможно, даже мат разрешат оставить. Насчет проката европейского можно не тревожиться: показы на каннском кинорынке прошли успешно.
Левиафан — это российская власть. Вся ее треклятая вертикаль, осиновым колом пронзающая любого, кто посмеет стать на пути или хотя бы испортить ей настроение. Менты — в смысле, полицейские — на каждом перекрестке, городской мэр, судья и прокурор, да и ласково улыбающийся лидер в рамочке на стене, а превыше всех — строгий иерарх РПЦ, наставляющий на путь истинный свою чиновную паству и неустанно напоминающий ей, что любая власть — от Бога. Такого откровенного и яростного обвинения церкви во всех беззакониях, творящихся в нашей стране, до сих пор не позволял себе никто. Точнее, почти никто, кроме нескольких девушек в балаклавах, получивших за это двушечку. Их акция цитируется в «Левиафане» дважды, хотя и очень деликатно, едва заметно. И уж конечно, это не случайность.
Звягинцев — не панк, но его фильм вполне тянет на молебен. Здесь, как и у Pussy Riot, форма у многих вызовет отторжение, а содержание покажется излишне плакатным, но на самом деле и акция в храме Христа Спасителя, и «Левиафан» находятся в том почти сакральном пространстве, где одинокое противостояние злу требует именно этого: вызова и прямолинейности. Звягинцев бесстрашно обратился к тому, за что его пинают уже десять лет: духовности. Где ей отыскаться, если все пространство и время заняты водкой, шансоном, несущим какую-то чушь телевизором? В развалинах старой церкви, где, собравшись у костра, подростки травят анекдоты, бренчат на гитаре и пьют пиво? В утешительных словах встреченного в магазине — в очереди за водкой, кстати, — батюшки, цитирующего отчаявшемуся герою Книгу Иова? Или попросту в смирении, ведь выбор элементарен: умри сразу или терпи пожизненно? Эта доктрина исключительно удобна российскому Левиафану, и фильм Звягинцева можно рассматривать как жест протеста против нее. Духовность в этом случае не имеет отношения к догмам любой религии. Духовность – это внутреннее напряжение, позволяющее не только проживать свою жизнь, но и осознавать ее. Рефлексия — тоже способ борьбы. Отказ от молебна в храме, где поклоняются Левиафану, — тоже молебен.
Интересно, хватит ли у многочисленных российских цензоров ума и вкуса, чтобы понять, о чем на самом деле говорит этот выдающийся фильм. Еще интереснее, что они будут делать, если все-таки поймут. Тут же не только в мате дело, но и в явном национал-предательстве (то есть отказе от специальных розовых 3D-очков, которыми в последние месяцы полагалось обзавестись каждому патриоту). Ох не вовремя Звягинцев вылез со своей правдой-маткой. Или, подождите секундочку, может, именно он-то и вовремя?
Подготовил Илья Баканов
Фото с сайтов izvestia.ru, www.aravot.am, www.kinopoisk.ru