Мы продолжаем цикл интервью с умершими людьми. После беседы с Иваном Куратовым редакции «Твоей Параллели» при помощи спиритического сеанса (в виде книг) удалось пообщаться с философом и писателем Каллистратом Жаковым. Мы поговорили о любви к камням, веганству, жестокости учёных и многом другом.
— Каллистрат Фаллалеевич, вы сторонник лимитизма. Что это такое и как вы к нему пришли?
— Пропустим мой юношеский возраст, а остановимся на периоде, когда 30-летний человек попал, наконец, в Киевский университет. Сначала хотел заняться я математикою там, но увидел, что профессора то излагают, что я уже изучил один в Вологде. Пробовал заняться и минералогией, и биологией, и астрономией, но душа не утолялась.
Тогда занялся я у Челпанова и у Гилярова психологией и философией. А сам всё думал. Я не был доволен тем, что Кант утверждает. Не был утолён я и Сократом. Отрицать Бога я тоже не хотел. В общем, верить химерам не мог. Разрушать же ничего не хотел. Прославлять себя речами тоже не желал. И всё думал я о бытии.
— И что же надумали?
— В 1900 году перешёл я в Петербургский университет. И раз шёл я по улице Петербурга и думал о познании и бытии. «Вот каменный дом, — думал я, — а что толку? Это только мои ощущения… Чудеса… Между тем живём в этих домах и тепло там… А над головою беспредельное небо и там миры великие. И небо бесконечное тоже комплексы ощущений и мои понятия. А бытие неведомо. А что если все ошибаются, даже и мудрые? Может быть дом, как бытие, предел, лимит; а ощущения мои и понятия нечто переменное».
— И?..
— Лимитизм есть новая логика. Если говорить просто, то, что мы считаем материальной культурой, на самом деле — бесконечность (математически выражаясь, предел), а всё остальное — всего лишь переменная величина. Как в алгебре икс в один момента может равняться единице, в другой — десяти, а в третий и вовсе быть иррациональным числом. Так и наши чувства каждый раз оцениваются в неравной мере.
— Вас критиковали?
— Книгу «Теория переменного предела в гносеологии и в истории познания» никто не понял. Философы называли её математикой, математики сочли её философией, а иные ничего не думали и просто не читали. Мой земляк Налимов всем показывал эту книгу и спрашивал: «Ради Бога, скажите, о чём хоть говорится здесь?» (смеётся).
Лишь один мой отец спрятал книгу в ящик, как высшую драгоценность, сказав сам себе: «Коли не понимает никто её, значит, умная книга».
Философы меня ненавидели, но я творил ежедневно своё дело, послушный голосу Бога моего… Я ему одному служу.
— Кстати, вы много пишите о Боге и его поиске. Зачем вообще искать Его?
— Поле, усеянное цветами, волнует наше сердце; вид дитяти, протягивающего к нам руки, трогает нас; бесконечность, полная звёзд, приковывает наш взор и манит к себе, она ужасает нас. Эти чувства – предчувствие Бога. Я могу привести ещё множество примеров, как человек ищет полноту жизни, тем самым ища Бога. По-моему, Бог есть то, к чему стремится лучшая часть нашей души.
— Как же его найти?
— Есть два пути искания Бога: посредственный и непосредственный. Посредственный — наука о природе, показывающая величие истинной реальности. Например, рассмотрев крыло бабочки в микроскоп, Линней воскликнул: «Я видел Бога». Так что ищите Бога через познание природы и добродетели.
— Второй вопрос, который вы часто затрагиваете в своих работах, — это любовь.
— Я считаю, что сострадание ко всем существам и любовь к ним — вот что должно характеризовать наше отношение к природе: к людям, к животным, к растениям, даже к камням.
— Отсюда ваше увлечение веганством?
— Идеал мой, чтобы кровь не лилась на земле ни у людей, ни у животных. Вегетарианство — великая проблема. Дальнейшая ступень развития человечества зависит от того, научимся ли мы питаться минеральной и растительной природой.
— Вы за мир во всём мире?
— Везде, у всех народов, добродетель почтенна, а пороки – в презрении, не верь никому, чтобы у какого-нибудь племени иначе дело обстояло. Человек везде человек!
— Почему же тогда вокруг так много зла?
— Люди не внемлют Богу, Первоначалу. Они довольствуются словами своих предков, не вникая в суть этих слов. И так во всём. Все говорят о социальных реформах, о будущем государства, не вникая ни в то, полезно ли это будет, ни в то, возможно ли это будет.
— И как с этим бороться?
— Когда кончится планетная жизнь на высших мирах, перевоплотятся добрые люди. Злые люди будут уничтожены. Первопотенциальное зерно покинет их, и тенденции рассеются или перевоплотятся на малых планетах, где скорбная жизнь.
— В прошлом интервью Иван Куратов делился с нами мыслями, что коми пошли от китайцев. Вы согласны с этой идеей?
— Однажды я был в Японии и нашёл родство зырянского языка и японского. За это учёные чуть не избили меня палками. Студенты же издавали мои книги.
— Как вы относитесь к революции 1917 года?
— Революция зло, и погибнет Россия. Много у ней внутренних врагов, много в ней паразитов и бактерий.
Вообще, надо развивать кооперативность; социализм — обман и зло. Будьте общительны, основывайте всё на взаимопомощи. Не завидуйте, все вы смертны. Прощайте друг другу мелкое самолюбие и ничтожное тщеславие.
— При жизни вы много критиковали Ленина, даже написали ему открытое письмо.
— Да, потому что Ленин — односторонний мыслитель. Я считал и считаю, что он убил миллионы людей и был готов убить ещё миллионы. Он говорил, что люди — машины, но это не так, и поэтому он должен был умереть от своей собственной системы.
— Вы жизнь положили на лимитизм, вам доставалось от критиков со всех сторон. Есть ощущение, что что-то пошло не так?
— Я каждый день думал о лимитизме в продолжение 20 лет. Я всю жизнь читаю философские системы и изучаю науки, и каждый раз убеждаюсь, что система моя справедлива. Правда, при этом оговариваюсь — моя система не абсолютная, но переменная вещь, наиболее близкая к истине.
Алексей Боровенков
(Для интервью использован сборник «Жаков К.Ф. о воспитании»)