Солнце застряло в застывших деревьях. Беспорядочные мысли о бесцельности существования застыли внутри меня. Иногда удается пробудить эти мысли – сделать их совершенно невыносимыми, иногда – почти ускользающими на миг. Иногда они словно отступают, на короткий срок уступая место другим мыслям — тяжелым, вязким, угнетающим. Почему нельзя жить так же, как раньше? Почти беззаботно, лишь изредка меняя маски печали и радости, горя и восторга, разделяя созданный собой же мир, такой простой, знакомый на черный и белый, добрый и злой? Что заставляет нас становиться другими?
Лето, зима. Весна, осень — как передышка. И все вокруг притворяется, когда кажется, словно жизни больше не будет, поджидая удобный момент, который даст толчок к новому пышному цветению жизни. Жизнь стремится заполнить любое пространство благодаря, вопреки. Смерть одних организмов дает почву для рождения других…
Вереница запутанных обрывков фраз в голове уже не первый месяц. Как понять, не сошел ли я или мир вокруг меня с ума?
Люди, дни, поезда, комнаты – все меняется, но лишь внешне. Декорации жизни кажутся искусственными, улыбки – пластмассовыми, разговоры — поверхностными и бестолковыми. Я разучился играть роли друга, любовника, человека «нормального». Или мне наскучила эта игра людей-теней. Скука заполнила меня изнутри, почти не оставив места для желания. Исчезли прежние стремления – новые же не приобрелись. Теперь я не бегу вперед, догоняя мечту, я убегаю от того, чего боюсь.
Что же остается теперь? Воспоминания, оттененные прежними запахами и звуками, отголосками впечатавшихся фраз и взглядов, случайных жестов и выражений лиц – мгновения, навсегда принадлежавшие лишь мне, мгновения, которые навсегда останутся внутри меня и умрут лишь тогда, когда можно будет сказать, что я навсегда растратил остатки рассудка и безвозвратно утратил связь с душой.
В тот июльский день я устал от невыносимой духоты в своей комнате. Казалось, все живое покидает этот безвоздушный мир. Я ловил мух на окне, закрывая их ладонями и наслаждаясь тем, как они щекочут мою кожу крылышками. Для них моя ладонь стала капканом. Для меня же эта комната стала казаться такой же огромной угрожающей ладонью, перекрывшей доступ к свету и воздуху. Почувствовав родство с мухой и собрав остатки сил, я поднялся с мятой постели. Закружилась голова – признак недостатка кислорода. Открыв шкаф, я машинально достал футболку черного цвета с какой-то надписью и шорты гигантских размеров в синюю клетку с тугой резинкой. К зеркалу я не подошел – попросту забыл. Попрощавшись с мухой, я направился к выходу. На лестничной клетке играла музыка, провожая меня в неизвестность. Запахло сыростью и плесенью – обычное дело.
На улице меня встретил летний зной – я почувствовал почти невыносимую безнадегу, потеряв последнюю надежду найти в этом вакууме хоть немного воздуха. Нечем дышать, внутри все иссохло. Руки болтаются вдоль тела тряпичными канатами, глаза пусты и не отражают больше жизни.
Я повернул направо к самой безлюдной извилистой тропе, ведущей в парк. До включения фонтана еще полчаса. Полчаса как вечность – и как мгновение. Полчаса в любви – секунда, в страхе – век.
Ровно год назад поток мыслей моего существа стал отвердевать, превращаясь в застывший лед. Этот лед не поддается внешним воздействиям – в нем сохранились фрагменты, детали прошлой жизни. В нем не отражаются блики солнца, он не боится тепла, потому что не видит его. Он внутри меня – сковал все русла, по которым когда-то текла кровь, насыщенная жизнью. Когда это было? Теперь не помню. Да и разве имеет значение то, что похоронено временем, памятью…То лишь есть, что настоящее. Все, что было – осталось позади, став фундаментом зарождающегося будущего. Нынешнее – это мост, который строится в ту секунду, когда нога переступает порог прошлого.
Сейчас моя нога ступает по гравию, он же недовольно похрустывает под резиновой подошвой моих дешевых истоптанных ботинок. Сквозь пелену бесчувствия прощупываю твою руку. Лето, море, каменистый берег… Ты без умолку говоришь о погоде на побережье. Разговор о ветрах, меняющих направление. Мы смеемся, пьем вино прямо из бутылки – ты оставляешь на ней следы красной помады, я пробую ее на вкус сначала с бутылки, потом с твоих губ…Беззаботные берега, омываемые океаном прошлого…
Вчера я исчез. Меня больше нет. Я теперь абсолютно уверен, что исчез навсегда – безвозвратно. Я услышал чей-то голос – он показался мне невероятно далеким, словно из прошлой жизни или сна.
— Ты здесь?
— Да.
— Ты обещал заглянуть вечером. Я ждала…Быть может, ты болен?
— Возможно.
— Что это значит? Ты можешь сказать все как есть. Я постараюсь понять. Ты просто скажи…
— Сказать что?
— Что ты забыл о свидании… Или… не приедешь.
— Я не приеду.
Молчание, прерывистое дыхание. Затем гудки.
Да, вчера меня совсем не стало. Но появился ли новый «Я»? Вдруг мне стало казаться, что лед навсегда сковал меня изнутри. Но все же не все так трагично – пока меня беспокоят мысли о похоронах моей души. В промежутке между двумя воскресеньями я проживаю дни, не помня себя, сидя в муравейнике, перебирая вещи и ничего не значащие слова. Улыбаясь пустой улыбкой, не нарушая приличий, не мешая течению событий. Как только я поднимаю голову и делаю глубокий вдох живого воздуха, мои глаза начинают отливать странным отблеском. Презирающие отворачиваются, чтобы не видеть моих глаз, властвующие садятся на шею, стискивают грудь, чтобы я задохнулся от смрада и глаза мои померкли. Я поддаюсь.
По воскресеньям я обычно один, но лишь тогда я не чувствую одиночества – у меня есть душа. По утрам она осторожно спрашивает шепотом: «Можно?» Я отвечаю: « Только тихо, все уже проснулись.» Мы пьем кофе и забываем о правилах, сковывающих нас. Лед постепенно начинает оттаивать- я с жадностью глотаю талую воду – глоток за глотком. А потом наступает вечер – солнце садится – лед твердеет. Кончается вода и душа засыпает. Я спрашиваю: «Сколько льда еще осталось?» Она: «На полжизни хватит».
А сегодня утром она пришла и сказала, что я растратил все. Так как же теперь без нее? «Забудь»,-сказала она. «Живи, как все».
Анна была моей подпиткой. Своим теплом она будила во мне стремление к жизни. Запахи, цвета и звуки обретали свою суть и проявлялись. Я дышал ими, видел их и слышал. Познав вкус настоящего, я почувствовал отвращение к фальши. Я приблизился к глубине ускользающего наслаждения, с потерей которого смириться невозможно.
У Анны была душа, она хотела жить так же сильно как я, но по-своему. Ее музыка творила восходы и закаты солнца. От ее улыбки распускались цветы. Ее черты размылись в моей памяти, но я помню необыкновенное свечение ее лица. Мне всегда казалось, что под ее кожей, сотканной из шелковых нитей, затаилось солнце.
Она умерла. Медсестра, позвонившая мне, сказала, что умерла Анна быстро. Родственников у нее не нашлось – нашли мой номер на ее ладони. Анна знала, что умрет, сказала об этом лишь после смерти. Я же даже не догадывался, что она смертельно больна – не замечал ее ослабленного тела, которое держалось лишь на подпорках ее невероятно сильного духа. Анна стала для меня проводником в новый мир, в котором абсурду нет места – гармония сплетается с красотой хаоса.
Шепот гравия умолк. Я снял свои истерзанные дорогами ботинки и взял их в руки. Фонтан сонно и лениво пустил свои первые потоки. Я молча наблюдал за тем, как вода заполняет круглый сосуд, как грациозно и элегантно падают струящиеся потоки, вливаясь в небольшой водоем. Босыми ногами я ступил на холодную мягкую траву. Я смотрел на фонтан, словно в этот знойный июльский день я надеялся вобрать в свою иссыхающую душу живительной воды из него. Я думал о том, что растратил все , что некогда имел и что было мне еще предназначено.
Воспоминания об Анне калейдоскопом проносились передо мной, ее жесты, слова. И вдруг все исчезло.
Анна, ее синее бездыханное тело на столе в морге, ее худые руки, впалые щеки. Нет, это вовсе не Анна. Она ушла. Теперь же это то, что закопают в землю и подпишут: «Анна». Сумасшедшие! Ее там не будет. Солнце под ее кожей померкло, значит, Анны там нет.
В это воскресенье я допивал последние глотки жизни. Вода наполнила сосуд фонтана. Я бросил свои ботинки в него. Они плюхнулись в воду и тут же всплыли на поверхность. Я погрузился в сосуд, поймал ботинки и сжал их в руках со всей силой. Я выпустил весь воздух из легких. А затем холодная вода ножом пронзила меня изнутри.
Виктория Беляева